«Я никогда не старался быть заложником чужого стиля или какой-то композиторской технологии». Эти слова мне вспомнились, после общения с Владимиром Рунчаком, человеком безупречного вкуса. Владимир очаровывает принципиальной честностью и благородством, сегодня для многих превратившихся в анахронизм. Известный украинский дирижёр, композитор и баянист выступал со многими оркестрами Украины, России, Казахстана, Франции, Польши, Азербайджана. Его усилиями была организована целая серия концертов «Новая музыка в Украине». Мы встретились с маэстро в лобби отеля в Баку, где в рамках Пятого Международного фестиваля современной музыки имени Кара Караева будут исполнены его произведения. Также Владимир как дирижёр участвует в необычной постановке «Варьете» Маурицио Кагеля, а в другом концерте дирижирует Swinging music Казимежа Сероцкого.

Владимир, я поняла, что Вы не в первый раз посещаете Баку. Одно время Вы были главным приглашённым дирижёром Государственного камерного оркестра Азербайджана имени Кара Караева, верно? Как сложились творческие связи с этой страной?

Я действительно был главным приглашённым дирижёром Государственного камерного оркестра Азербайджана имени Кара Караева в сезонах 2007-2008 и 2010-2011 годов. До этого были разнообразные разовые концерты. С азербайджанскими музыкантами я начал взаимодействовать давно. Работа же с названным коллективом складывалась непросто и своеобразно.

На нынешнем фестивале Вы дирижируете перформансом Маурицио Кагеля «Варьете». Чья была инициатива включить это произведение в программу?

Инициатива была совместная. Мы с композитором Фараджем Караевым — художественным руководителем нынешнего фестиваля — всегда много советуемся, и мне очень интересно его мнение. Его отличает взвешенная и удивительно точная позиция по абсолютно разным вопросам. Если Вы заметили, то в программе фестиваля нет места вкусовщине, предвзятого отношения к авторам. Такая фестивальная политика мне очень близка. «Варьете» предложил я, так как в Киеве и Львове с моим участием уже прошли концертные исполнения этого сочинения. Фарадж выступил за сценическую версию. И дальше начались переговоры с главой немецко-испанской балетной труппы AVA Dance Company Андреасом Лоренсом. Он согласился участвовать в проекте.

Исполнение «Варьете» состоится 18 апреля в бакинском Театре Юного Зрителя и обещает стать настоящим событием. На постсоветстком пространстве сценическая версия перформанса будет демонстрироваться впервые, также как и Симфония Берио, «Варьете» Кагеля — это, если можно так сказать, порождение, ответвление произведения Берио. Кагель попытался отойти от эстетики классического авангарда, руководствуясь идеей, что музыка должна приносить удовольствие. Таких сочинений в современной академической музыке немного. Большинство произведений — серьёзные или псевдосерьезные. Творчество Кагеля импонирует мне тем, что инструментальный театр у него сочетается с привнесением в новую музыку элементов юмора, иронии.

Как Вам работается с азербайджанским ансамблем Con Tempo?

Азербайджанские музыканты в этой постановке несут не меньшую миссию, чем балетная труппа. Задействованы лучшие исполнители страны. Невероятная жертвенность этих людей достойна восхищения. Тяжёлый рабочий график музыкантов заставляет их каждый день совершать настоящий подвиг. Например, с 10.00 до 14:00 — репетиция в симфоническом оркестре, с 15 до 17:00 репетиция в оперном оркестре, а с 17.00 до 20:00 мы занимаемся Кагелем. Можете представить себе, как это изнурительно? Чтобы понять, достаточно хоть немного знать специфику работы духовиков, основным орудием труда которых являются губы. При таком графике можно запросто получить травму и более не играть вообще.

Это связано с дефицитом профессиональных музыкантов в Азербайджане?

Да, это связано с дефицитом исполнителей, готовых воспроизвести это архисложное произведение с необычной эстетикой. Я хочу поблагодарить всех музыкантов, принимающих участие в этой постановке. Они проделали огромную работу.

Сложилось ли у Вас творческое взаимопонимание с аккордеонисткой из Германии Эвой Цёлльнер?

Эва — выдающийся музыкант. Она уже участвовала в концертной версии в Мексике. Приятно, что это, как всегда, абсолютная немецкая точность, идеальная выучка всех голосов. В некоторых случаях она помогала нам информационно, так как в партитуре есть обозначения современных приёмов на немецком языке. Руководитель проекта Андреас Лоренс и балетная часть продемонстрировали образец собранности. Они точно знают, что, когда и во сколько надо делать, — этому можно только поучиться.

Владимир, как Вы считаете, может быть, время перформансов ушло?

Сочинения Кагеля лишь с большой натяжкой можно причислить к перформансу. Это балетное действо, где импровизационность, свойственная жанру перформанса, практически сведена на нет. Я бы назвал это сочинение современным танцевальным спектаклем.

Из разговора я поняла, что творчество Кагеля Вам близко?

Да, так и есть. «Дурные» авангардисты превратили музыку в массовое терпение в зале — «когда же это закончится?». Прошло время, когда считалось, что публика — дура. Композиторам надо обратить внимание на себя — на процессуальность, формообразование и художественность своих произведений.

На мой взгляд, самое главное в творчестве — это степень таланта и адекватность выражения. Надо сочинять так, чтобы было понято, что ты хотел этим сказать. Публика терпела, терпела, и в результате мы её потеряли. В лучшем случае, мы слушаем сами себя, а в худшем и этого не происходит, потому что вступает в силу занятость, зависть и прочие факторы.

Новаторские приёмы работают только тогда, когда всё сделано идеально. С публикой необходим постоянный контакт. На такие концерты, перформансы собирается не чужая аудитория, а та, которая зачастую знает, на что идёт.

В рамках фестиваля прозвучит Ваш диптих «Две исповеди» (1998) 1. In Berliner Dom (В Берлинсокм соборе) и 2. In Berliner Kaiser-Wilhelm-Gedächtniskirche (В Берлинской мемориальной церкви кайзера Вильгельма). В одном из интервью Вы говорили, что духовная современная музыка никогда не зазвучит в храме, потому что она очень сложная. Ваше произведение зазвучит в кирхе, где ему самое место. Что Вы при этом чувствуете?

В прессе я высказывался, прежде всего, о хоровой современной духовной музыке. Это огромная проблема, которая требует к себе внимания. Отношения современного искусства и религии всегда были напряжёнными. В православной церкви эта область весьма проблемна. В храмах обычно требуется то, что написано в стиле классиков, — или это звучать не будет. Каждый, конечно, вправе выбирать: идти на компромисс или оставаться верным себе. Я лично выбираю второе.

К примеру, есть композитор, который наработанные приёмы использует и в инструментальной и в духовной музыке. Мне это не близко, но он честен. Если же композитор идёт на уступки, то есть инструментальную музыку пишет сложно и концептуально, а духовную музыку — упрощённым языком, то я не понимаю этого конформизма. Такие компромиссы приводят рано или поздно к деградации личности композитора, это путь в никуда.

Есть ещё другая сторона этого вопроса — когда храмовая музыка пишется композиторами — церковными деятелями, не имеющими профессионального музыкального образования. Когда эта музыка начинает звучать на концертной эстраде, а сейчас это стало происходить всё чаще, она становится самодостаточной. Храм же — это не концертный зал, это место, куда люди приходят молиться и общаться с Богом. Большая музыка звучит там не часто. В церкви музыка не должна быть самодостаточной, как только она становится самодостаточной, она даже уже храму не нужна. Люди начинают слушать музыку, а должны — проповедь. В храме музыка является лишь частью целого действа. Большая музыка нужна церкви только в великие праздники, которых не так уж и много. Ещё одной проблемой для исполнения современной духовной музыки в храме является отсутствие профессионального хора.

Когда говорят «авангард», о чём Вы думаете в первую очередь?

Сегодня для меня это слово не имеет понятийной составляющей. Начало авангарда мы привыкли отсчитывать от нововенской школы. Тогда при этом слове выплывали абсолютно точные ассоциации, определённые имена и произведения. Во второй же половине XX века с появлением постмодерна возникло огромное количество различных направлений в русле авангарда. Стало сложно вообще что-либо классифицировать. Что сейчас авангард? Всё это очень трудно загнать в стилистические рамки. Поэтому само понятие «авангард» утратило смысл, сейчас стоит говорить лишь о качестве музыки.

Кагель как-то сказал: «Каждый раз, когда появляется манифест, его тут же предают». Вы сами часто предаёте свои манифесты или предают Вас?

Мне кажется, предавать технику своего музыкального языка — это даже нормально. Каждое сочинения для меня как новая любовь, новый прочитанный роман или картина. Если я сегодня уже что-то сказал, то завтра я должен произнести нечто другое. Предавать свои манифесты нужно. Если мы не будем этого делать, то станем ожидаемы, а это плохо.

Так Вы предаёте своих слушателей…

Я за то, чтобы «предавать» своих слушателей, чтобы они приходили на мои произведения и не знали, что их ждёт. У меня, например, есть «Страсти по Владиславу», посвящённое покончившему с собой композитору Владиславу Золотарёву. Мне говорили: «Как такое может быть?» А для баянистов он святой. А рядом сочинения SEXtet для шести исполнителей и виртуозный «Привет М.К.», посвящённый Кагелю, или пьеса «Дайте Шевченковскую премию всем, кто её хочет». Тот, кто слышал SEXtet, придя на мой концерт, будет ждать нечто подобное, а это недопустимо. Я, конечно, «предаю» свою публику. Она хочет: «Дайте две Шевченковские премии», «Три Шевченковские премии», а я даю ей «Две исповеди». Я хочу, чтобы каждое сочинение было неожиданностью для слушателя.

Интервью подготовила Елена Кравцун, Пресс-служба фестиваля