Признаюсь, знал о готовящемся фестивале задолго до его открытия, внутренне готовился к нему. Почему-то сразу возникло к нему элегическое отношение:  «что-то завершается». Кто знает, так это или не так, время нередко вносит свои коррективы, неожиданно «говорит нет», когда, ничто это не предвещало, необъяснимо «говорит да», когда ничто ему не предшествовало. 

 

Во всех случаях, осталось написать о времени, под которым Караевский фестиваль подвел черту. Пусть для меня одного. 

          

 

Значение фестиваля

 

Фестиваль современной музыки, должен был стать значительным культурным событием в жизни страны. Стал или нет, по какой причине, об этом чуть позже. Должен был стать, потому что мы не можем игнорировать культурный опыт ХХ века и в философии, и в литературе, и в искусстве, и во многом другом. Художественный язык этого века нередко кажется непривычными и непонятными, будто художники нас  эпатируют, намеренно сбивают с толку. Что делать, такой был век, трагический и кровавый, жестокий и абсурдный, как никогда ранее в этот век «распалась связь времен». 

 

Выразить новое, распавшееся, время старыми гармониями, оказалось невозможно. Только и оставалось, порушить эту гармонию, взорвать ее изнутри, оставить только воспоминания о ней, только следы, которые застряли в памяти. И расслышать новое звучание, к которому еще предстояло привыкнуть.

 

Музыкальный опыт ХХ века далек от нормативности и чопорности. Никаких ограничений, настолько, что неизвестно какими критериями пользоваться, как отделить зерна настоящего искусства, от плевел чистой профанации. Но без освоения этого культурного опыта, каким бы «безумным» он не казался, так и останешься вне времени. Даже если примеришь на себе самые гламурные одеяния, которые без устали предлагает наш потребительский век.

 

О задачах Караевского фестиваля лучше всего сказать словами одного из его организаторов, музыковеда Рауфа Фархадова: «Принцип был один. Не превратить фестиваль в нечто однообразное и унифицированное, когда все подчиняется некоему фестивальному стандарту  и все музыкальное должно ему точно безоговорочно соответствовать. В нашем же случае основным стремлением было панорамно объять все то лучшее, в хорошем смысле классическое, что дал нам в музыке ХХ век». 

 

Конечно, нельзя объять необъятное, но, по крайней мере, на Караевском фестивале возник почти панорамный образ музыки ХХ века, которая с одной стороны, на наших глазах (в наших ушах) воспринимается как классическая, с другой по-прежнему воспринимается как эксцентричная, на грани абсурда. 

 

Караевский фестиваль – я бы назвал самым концептуальным и, одновременно, самым колючим из всех наших музыкальных фестивалей. Все остальные наши музыкальные фестивали, больше или меньше, благопристойные, чинные. Они будто специально придуманы для нашего истеблишмента, чтобы мог он продемонстрировать себя приезжим знаменитостям: дерзкая современная музыка в этот формат не очень вписывается. У Караевского фестиваля иные цели и иные задачи, он ставит нас лицом к лицу с мировой музыкой, чтобы в этом зеркале мы увидели самих себя. 

 

Кто мы? Чего мы стоим? Какую музыкальную нишу способны занять в современном мире?

 

 

Культурное событие? 

 

Стал ли Караевский фестиваль событием в нашей культурной жизни? Не простой вопрос, на который не так просто ответить.

 

Можно долго говорить о разобщенности среди деятелей нашей культуры. Сплошные группы или группки, которые не признают друг друга, не скрывают своей неприязненности, даже враждебности, друг к другу. Ожесточенности добавляет борьба за место под солнцем, оказаться как можно ближе к тем, в чьих руках сосредоточены ресурсы, это, во многом определяет кто «наши», а кто «не наши», кто «с нами», а кто «против нас».

 

Можно было бы заранее, не боясь ошибиться сказать, кто из наших именитых композиторов не посетит концерты Караевского фестиваля, они из другой группы, из другого «кружка». Искусством здесь и не пахнет, только политика, причем сомнительного свойства. Казалось бы, что копья ломать, если художник (композитор, режиссер) именитый, следовательно, состоявшийся, можно переступить через амбиции, главное знаменитый опус, известный исполнитель, разве не любопытно, прийти и послушать, все остальное, в конце концов, суета. Так нет, точно по Станиславскому, любить искусство в себе, скучно, пресно, совершенно не комильфо, как говорят французы. Другое дело, себя любимого в искусстве, это сколько угодно, сплошные переборы, обиды, претензии, недовольства.

 

Хорошо, оставим композиторам композиторово, сами разберутся. А что все остальные. Писатели, художники, архитекторы, режиссеры, не говоря уже об ученых. Они вне этих интриг, и должны бы интересоваться этим новым, «модерным»,  искусством. Ведь известно, что композиторы в ХХ веке придумали новые парадоксальные системы, переделали сложившиеся инструменты, ноты стали писать чуть ли не по кругу, плюс разные перформансы, музыкальный театр, в котором за «актеров» сами инструменты. И глубокие ассоциации с современной интеллектуальной мыслью. Разве не любопытно? 

 

Возможно, и не слышали, поэтому и не любопытно. Или все дело в тех же кружках, замкнулись, никого не пускают в свои, а чужие кружки посещать запрещено. Только и остается повторять захолустье, захолустные нравы. Когда борьба за зоны влияния плюс пересуды подменяют нормы цивилизации.

 

Вот почему с горечью думаю, а вдруг этот фестиваль последний. Он ведь не входит в сферу интересов нашего истеблишмента. Держится на голом энтузиазме нескольких лиц. Тех, которые понимают, что в большом современном мегаполисе обязательно должна звучать современная музыка. Не один только шоу-бизнес. 

 

Хватит ли этого понимания, хватит ли этого энтузиазма?

 

Поживем-увидим.

 

 

Кара Караев

 

На теоретической конференции, которая проходила во время фестиваля, сказано было много справедливого в адрес Кара Караева, которому в этот год исполнилось бы 95 лет. Действительно, великий композитор, гений, личность, общественный деятель. Но меня не покидает ощущение, что все эти правильные слова, давно стерлись, в лучшем случае, они по касательной к тому явлению, которое в нашей культуре получило название Кара Караев или просто КАРАКАРАЕВ.

 

Загадка содержится уже в этом имени, в многосмысленности и многозначности этого двойного «кара».

 

Загадки продолжаются дальше. Как случилось, что едва ли не переступив порог 30 лет, он стал знаменитым? Кто-то скажет, что все дело в том, что не было в те годы национальных кадров. Согласен, но только в этом ли дело?

 

Оставляю на полях совсем не простую тему: что позволяла и что не позволяла советская власть? Какой она была для деятелей культуры в 30-е, 50-е, 60-е, и т.д., годы прошлого века? Никогда не был апологетом советской системы, диктат идеологии, жесткая цензура, прямые репрессии, несомненно, душили культуру, есть все основания назвать советский период «черной дырой». Но, тем не менее, следует избегать упрощений. Великое советское искусство не миф, и не всегда оно появлялось вопреки системе, в противоборстве с ней. Оставим эту тему для специального  разговора.

 

На открытии фестиваля долго перечислялись регалии Кара Караева, которые были получены им в советское время. О чем это говорит? Только о том, что он считался с официальными требованиями своего времени, чтобы у него были развязаны руки для главного дела его жизни. Не более того.

 

Если его предшественники, Зардаби, Ахундов, Гаджибеков, другие, попытались рывком перевести нашу культуру из времени захолустья в цивилизационное время, то Караев, опять же рывком, попытался перевести нашу культуру (прежде всего, музыку) в ХХ век. Это касается не только музыкального языка, но и всей сути того, что можно назвать «культура ХХ века».

 

Может быть, феномен Караева точнее всего описывается древнегреческим понятием «алетейа», парадоксальный термин, который с одной стороны означает просвет не-сокрытости, не-потаенности, а с другой стороны, говорит о том, что что-то постоянно будет мешать этому разутаиванию (поэтому предлог «а», «нет»). Метафорически (и пластически) можно сказать, что мы будто «вырезаем» новый слой мира, или перешагиваем из одной реальности в другую, в которой все видится в ином свете, и в ином измерении. Так случается у пророков, которым открывается этот «просвет», и миссией которых становится повести других в этот, увиденный ими, «просвет». Точно также я описал бы миссию Караева в нашей культуре, переход к современности, переход к тому, что для него оказалось не-сокрытым, понимая, что в этом не-сокрытом, не будет ничего окончательного, ничего устойчивого.

 

Это же культурное мессианство заставило Караева, как только разрушились заслоны «железного занавеса», вновь рывком перевести азербайджанскую музыкальную культуру (только ли музыкальную?!) в новое измерение («новый свет»), привить ей новый музыкальный язык, который был открыт в нововенской школе и который, и по мысли, и по чувствам, был более адекватен людям ХХ века.

 

Добавим и то обстоятельство (продолжение мессианства), что Караев, как никто другой в истории нашего искусства, оказался Учителем с большой буквы. Как можно выяснить из дневников его учеников, Караев требовал от них предельной самоотдачи в профессии, и, одновременно, максимальной восприимчивости к мировой культуре, и не только музыкальной.

 

Каким бы не оказался результат этого рывка, этого прорыва, в нашей культуре неизбывно существует духовный феномен под названием «Каракараев», и он вновь, и вновь продолжает выталкивать нас из времени захолустья.

 

 

Фарадж Караев

 

Фараджу Караеву в этом году исполняется 70 лет. В Москве, вышла глубокая, обстоятельная прекрасно изданная, книга Марианны Высоцкой «Между логикой и парадоксом: композитор Фарадж Караев», к которой приложены два диска с его музыкой. Последний Караевский фестиваль, как и все предыдущие, следует рассматривать как огромный вклад Ф. Караева в нашу культурную жизнь, а, следовательно, в ее дальнейшее развитие.

 

Что нового могу я сказать о Фарадже Караева, после книги Марианны Высоцкой? Только констатировать то, что кажется бесспорным, а с другой стороны, задать некоторые вопросы Фараджу, и, возможно, всем нам.

 

Ф. Караев одно из самых ярких явлений нашей культуры второй половины ХХ века, и на рубеже XX-XXI веков. Апеллируя к вышеназванной книге о Ф. Караеве, (а читая книгу отдавал себе отчет, что многое в его сочинениях оставалось вне моей мысли и моего чувства) могу сказать, что не знаю ни одного азербайджанского художника, за которым стояла бы такая толща мировой культуры (и философии, и художественной литературы, и, конечно, музыки). Условно это качество относят к постмодернизму, но лично для меня, постмодернизм, если речь идет о музыке, просто более или менее удобный ярлык. В одном случае он означает пародию пародии, чистый симулякр, в другом, острую рефлексию над всей музыкальной культурой, и не просто рефлексию, стремление переписать ее заново, открывая в этом переписывании самого себя. Если Ф. Караева назвать постмодернистом, то в последнем значении этого термина. Он стремится проникнуть во все слои музыкальных сочинений прошлого, примерить их к себе, чтобы ответить себе и другим на вопрос, так кто же он такой, ФК, если предположить, что «вся музыка уже написана».

 

Я написал о Ф. Караеве, как о представителе «нашей» культуры, и, естественно, возникает вопрос, а что же означает «наш», в каком смысле мы говорим «азербайджанский композитор». Конечно, это разговор специальный, он выходит за рамки размышлений о фестивале, но тем не менее. Буквально несколько соображений.

 

На мой взгляд, захолустье возникает всякий раз, когда говоришь «наш и только наш», когда наше музыкальное наследие рассматривается как «наше и только наше». В таких случаях «наше» превращается в этнографию и ориентализм для «других», подобное «наше» в культурном мире просто обозначают как «фольклорное» (читай, оставшееся в традиции, не способное стать вровень с современностью). Художник глобального мира входит в «национальное» и выходит из него, забывает, вспоминает, если вспоминает, обнаруживает его в себе, даже не подозревая об этом. Никаких обязательств перед группой, какой бы она не была, полная внутренняя свобода. Никаких приоритетов, если не считать те случаи, когда художник получает конкретный заказ. 

 

Ф. Караев, в связи с заказами, или независимо от заказов, вживляет в себя культуру (или сам становится имплантатом в культуре). Национальная это культура или вненациональная, особого значения не имеет. При необходимости он вживляет себя в коранические тексты, создает свою версию суры Корана, вслушивается в звучание национального инструменты (плюс самого исполнителя на национальном инструменте делает соавтором «новой музыки). Так появляется «Xütbə, muğam və surə» («Проповедь, мугам и молитва»), в которой, по определению не может быть ничего ориентального. В других случаях, он отдается ожиданию Годо, и сама тревога, само безумие этого «ожидания», начинают звучать в его музыке. В третьем случае, он долго прощается на Карловом мосту с Моцартом, чьи творения кажутся такими прекрасными и в силу недосягаемости того мира, в котором были возможны старые гармонии. 

 

Во всех случаях, Ф. Караев человек современного мира, он разомкнут в мировую культуру и мировую музыку, и наше привычное «наш композитор» чистая конвенция, при которой у сторон нет никаких взаимных обязательств.

 

Что касается заказов, то они всегда существовали в истории искусства. А бояться этого слова только те, которым не светят серьезные «заказы» в мире, и они компенсируют это, повышая свой социальный статус в строго ограниченных локальных границах.

 

Это то, что относится к констатации.

 

Теперь то, что касается вопросов. Хочется понять, - если это можно понять - откуда в творчестве Ф. Караева, постоянные мотивы бесконечной усталости то  ли от самого себя, то ли от мира вокруг, мира, в котором, по определению ничего не может сбыться и ничего не может состояться: «колокол хриплый небес и рушатся в ужасе», «он начал понимать, что вся его нынешняя жизнь, просто иллюзия, миф, просто ложь», «если спеть нельзя попробуй умереть», «и мне не хочется жить». Конечно, это вечные мотивы, просто в наш век они обострились, обнажились. Но только это? Может быть, дело в бремени сына Кара Караева, признаемся, трудное бремя, высокая планка, при этом мало писать хорошую музыку, приходится что-то делать для других, организовывать, делиться опытом. Согласимся и с первым, и со вторым, но только ли это? Что же еще?

 

Попробовал на диске послушать «Ist es genug?», что-то вроде «А может быть хватит?». Честно скажу, с музыкой с помощью диска ничего не получилось, как говорят на сленге, «не въехал». Решил дождаться концерта, живого исполнения. 

 

Потом был концерт «Портрет в интерьере», музыку Ф. Караева исполнял всемирно известный ансамбль Asko|Schönberq, во втором отделении игралась та же «Ist es genug?». Долго оставался безучастным, потом вдруг что-то меня «достало», а если конкретнее, виолончель, то ли мятежная, то ли мятущаяся, которая нигде не находила себе место, перемещалась по залу, пыталась обратиться к инструментам, ничего не получалось, почему-то вспомнилось «скрипка издергалась упрашивая, и вдруг разревелась, так по детски, что барабан не выдержал, “хорошо, хорошо, хорошо”, а сам не выдержал скрипкиной речи», здесь никто не разревелся, все замолкали, безучастно играли свое, только и осталось самой виолончели, вместе с другими инструментами, похоронить контрабас. Кому он теперь нужен, этот огромный, нелепый, со своим глухим звуком, тоже наверно издергался, упрашивая…

 

В одном из последних своих интервью, суровом, честном, к себе и другим, Ф. Караев признается, что устал, что Караевский фестиваль для него последний.

 

Завершается интервью такими словами: «хорошо сказано – “в пятьдесят лет ты начинаешь уставать от окружающего мира, а в шестьдесят мир начинает смертельно уставать от тебя”».

 

Он прав. И то, что устаешь, и что, в какой-то момент, надо дать другим отдохнуть от себя. Говорят, в подобных случаях японские старики уходят в храмы, что высоко в горах, где лучше слышен мир вокруг. Становятся монахами.

 

Увы, не в Японии живем, какие из нас монахи. В лучшем случае, можно уединиться в четырех стенах, что набраться сил, физических и психических. А дальше…

 

Как не крути, впереди, всего-навсего через каких-то 5 лет, столетие Караева. Сможет ли наш большой город обойтись без Караевского фестиваля «новой музыки» в год такого юбилея.

 

Кто-то не доживет, а остальные в чем виноваты.

 

Продолжение следует....