Симфония Лучано Берио

Прошлый, IV Караевский фестиваль закончился, на мой взгляд, выдающимся концертом. Три скрипичных концерта, Альбана Берга, Кара Караева и Фараджа Караева в один вечер, в исполнении скрипачки Патриции Копачинской и нашего симфонического оркестра, под управлением Рауфа Абдуллаева. V Караевский фестиваль, опять же на мой взгляд, закончился не менее выдающимся концертом: Lontano Джорджа Лигетти, фортепианный концерт Арнольда Шёнберга, и, пожалуй, самое главное, Симфония Лучано Берио, в исполнении того же оркестра, того же дирижера, и хора Questa musica из России.

Зал был полон и, скажу честно, меня это не очень обрадовало. Не было особой тайны, что часть зала пришла сюда не по доброй воле, что существует у нас привычная «разнарядка», и, как уже случалось не раз и на этом фестивале, некоторые из зрителей, наверно в отместку за насилие, могут позволить себе во время исполнения, выйти из зала, громко стуча каблуками.

Боялся, что нечто подобное случится и на сей раз, при исполнении трудной для восприятия пятичастной симфонии Берио, но, к счастью, ошибся. Зал был захвачен музыкой, и, я бы сказал, превзошел сам себя (не будем привередничать, отмечая некоторые шероховатости, за этот день их можно простить нашей публике).

После концерта, на лицах многих, в первую очередь тех, кто привык слушать серьезную музыку, сохранилась печать то ли удивления, то ли восторга, то ли того и другого. Как это оказалось возможным? Ведь это симфония труднейшая для исполнения. Достаточно сказать, что в тот вечер, в Баку, она впервые прозвучала на всем  постсоветском пространстве, а в текущем году ее исполнение анонсировано в Париже, Лондоне, Осло. В этом же ряду Баку. Есть чем гордиться, прежде всего, самими собой, не заглядывая в глаза приезжим иностранцам, чтобы услышать от них дежурные слова. И такую Симфонию сыграл наш симфонический оркестр, который мы, по инерции, любим поругивать. Конечно, скажем прямо, все это оказалось возможным благодаря тому, что в нашей культуре, есть музыкант масштаба Рауфа Абдуллаева, наш маэстро. Ему недавно исполнилось 75 лет, особенных чествований я не заметил, пожалуй, за исключением статьи в московском журнале Ф. Караева и Р. Фархадова. Р. Абдуллаев не нуждается в пиаре, творчество для него самая большая награда. Тем не менее, отдадим ему должное за все эти годы, и за этот необыкновенный вечер.

И уже не с привередливостью, а с горечью добавлю то, что уже было отмечено на Фейсбуке. На подобном концерте не было ни директора Филармонии, ни ректоров Музыкальной Академии, ни Председателя Союза Композиторов.

Говорить о симфонии Берио очень трудно и музыковеду, тем более дилетанту, хотя и много десятилетий, посещающему серьезные концерты. Рискну.

Это не обычная классическая симфония с драматургией контрастных частей, это Симфония («сим-фония» как со-звучие) как таковая. С самых первых тактов вас  захватывает экспрессивный ритмический поток, в котором на равных существуют голоса 8-ми певцов, их невозможно назвать вокалистами, скорее инструментами, а параллельно, переплетаясь, один из восьми просто «читает» или пропевает отрывки из различных текстов в общей «тональности», или скорее стилистики всей симфонии (уже потом после прослушивания узнал, что это были отрывки из Беккета, Джойса, телефонных разговоров, книги Леви-Стросса «Сырое и вареное», лозунгов протестующих студентов, просто бытовой лексики, а одна из частей Симфонии посвящена памяти Мартина Лютера Кинга). Мне Симфония напомнила сочинения Баха (оказалось, также считают многие музыковеды, так что музыкальная интуиция меня не обманула). Насколько могу судить в сочинениях Баха главное беспрерывное движение,  музыкально-ритмический поток, и если появляется красивая мелодия, то не для самолюбования, она сама подчиняется общему потоку. У Берио тот же поток, то же движение, только более  экспрессивное, более драматическое, чем у Баха (возможно, все дело в ХХ веке, а может быть, в разном составе культур, немецкой в одном случае, итальянской в другом), и именно этот поток преодолевает коллажность, или даже барочность, которые, в свою очередь, подчиняются общему строю. Может быть это безостановочное движение, в которое вплетены мотивы музыки Баха, Бетховена, Брамса, Берлиоза, Дебюсси, Равеля, Шенберга, Берга, Стравинского, которые нанизаны, как на стержень, на скерцо из Второй симфонии Малера (не буду притворяться, что способен расслышать все эти цитаты и аллюзии, и прочел об этом позже), позволяют с одной стороны, рассматривать Симфонию как некий итог развития европейской музыки. А с другой стороны (вновь вспоминается космическая уравновешенность Баха) в Симфонии нет нарочитого трагизма, всего того, что во многих произведениях ХХ века воспринимается как инфантилизм перед лицом трагической непостижимости мира.

Уже после концерта, естественно, с помощью Интернета, обнаружил, что Симфония продолжает вызывать дискуссии. Ограничусь тем, что приведу диалог Ф. Караева и Р. Фархадова:

«РФ:  Для меня появление в 1968 году Симфонии Берио, в каком-то смысле, стало рубежом, после которого, условно говоря (а может и не условно), в музыке завершилась «эпоха новаторства». Ведь Берио собрал и подытожил в своем опусе все то, что было наработано и изобретено европейской музыкой на протяжении многих веков развития. Как технологически, так и стилистически. Но это с одной стороны. С другой, Симфония Берио выпустила «джина из бутылки», когда композиторам было сказано, что отныне в музыке можно все. К примеру, можно, не особо профессионально усердствуя, смешать в одном флаконе массу всякой невзаимосвязанной всячины и назвать эту мешанину композиторским сочинением. Наверное, поэтому, я с таким нетерпением жду «живой» встречи с Симфонией. А вдруг что-то поменяется.

ФК:  Берио предложил абсолютно новый на то время путь развития композиторского творчества, который был сладострастно подхвачен его многочисленными коллегами. Со временем этот путь исчерпал себя и зашел в тупик. Вспомним, что такое же произошло и с авангардом 50-х или инструментальным театром. В наше время такой пессимистический конец любого оптимистического начинания представляется мне и естественным, и закономерным – это примета времени. И, тем не менее, значение Симфонии Берио в истории музыки чрезвычайно велико, перефразируя выражение «se non e vero, e ben trovato», я бы сказал так: это не только великолепно придумано, но и гениально выполнено».

Мне неизвестно, изменил ли Р. Фархадов свое мнение после «живой встречи» с Симфонией. Только хочу напомнить его слова, сказанные на конференции в Баку: все решает талант, который выделяет его среди множества эпигонов и шумных ниспровергателей классической музыки.

Споры спорами, мнения мнениями, но, кажется, уже никто не спорит, что Симфония Лучано Берио, стала классикой музыки ХХ века. Это и позволяет назвать ее исполнение в Баку, самым масштабным событием не только в музыкальной, но и в целом, культурной жизни нашей столицы последнего времени.

Дегенеративная музыка

Этот концерт, будучи органической частью всего Караевского фестиваля новой музыки, имел свое название и свой автономный культурологический смысл. Подготовлен он был музыковедом Рауфом Фархадовым и пианисткой Гюльшен Аннагиевой. Отталкивались они от известной выставки «Дегенеративное искусство», устроенной нацистами для дискредитации авангардного искусства, которое считалось опасным для арийской расы, и не менее известной советской «Бульдозерной выставки», публичной акции неофициального искусства, жестоко подавленной властями СССР. В двух отделениях одного концерта должны были звучать, в первом «дегенеративная музыка» Третьего рейха, во втором «несуществующая музыка» в СССР.

Р. Фархадов, в своем вступительном слове, иронизировал, обыгрывая слово «дегенерат» (как разъяснил композитор Э. Мирзоев, знающий немецкий язык и немецкую культуру той эпохи, в нацистской терминологии, не буквально «дегенерат», а просто признание того, что это деклассированная музыка, музыка изгоев), хотя было понятно, что речь идет о том, что тоталитарные режимы (только ли тоталитарные?) навязывают людям некие нормативные стереотипы «человеческого». К «дегенеративному», пожалуй, должны были отнесены такие проявления «человеческого, слишком человеческого»  как  хрупкость, ломкость, трепетность, робость, все слабое, беззащитное, можно продолжать и продолжать бесконечно.

Слова словами, но было понятно, что это просто вступление, настрой аудитории, что все это точнее, чутче,  должна сказать музыка, которую исполнит (неточный, тусклый глагол, но другого не нашел) Гюльшен Аннагиева…

Г. Аннагиева когда-то (не помню, сколько лет прошло, да и что могут сказать цифры) пришла на мои лекции в консерватории. До этого я ее не знал, не скрою, было лестно, но это относится к тому, что «встречают по одежке». Дальше, то, что относится к «провожают», была музыка, разная музыка, в  разные годы. Почему-то больше всего запечатлелся в памяти концерт, в котором Г. Аннагиева играла Дебюсси. Конечно, имело значение мое особое пристрастие к этому композитору (никогда не задумывались, как импрессионистически звучит это «де-бю-сси», почти также значимо как «каракараев»), но, прежде всего, сама пианистка. До сих пор помню, о чем подумал тогда: чтобы так сыграть Дебюсси надо находить в себе со-звучие этим настроениям, этим оттенкам, переходам настроения, и владеть безупречным художественным вкусом, чтобы сдерживать эмоциональные порывы в границах художественного стиля. Это и определило успех Г. Аннагиевой в том концерте…

«Дегенеративная музыка» в исполнении Г. Аннагиевой в этот вчер оказалась музыкой очень доступной и человечной. Конечно, музыка эта была далека от салонной музыки (ничего уничижительного, в салонах прошлых веков звучала великая музыка), может быть потому, что изменился мир, с одной стороны он стал проще (женщины больше не носят корсеты, мужчины, как правило, не носят парики), а с другой стороны, мир не боится больше проявлений «слишком человеческого», его границы максимально раздвинуты. С точки зрения самой музыки, самого музыкального языка, «дегенеративная» и «неизвестная» музыка показалась мне очень гармоничной, возможно мы уже привыкли к новым гармониям, а может быть, у самых талантливых из них никакого авангардизме ради авангардизма.

Из произведений, исполненных в первом отделении, больше всего запомнилась сюита «1922» Пауля Хиндемита, может быть потому, что она состояла из контрастных пьес. Позже прочел, что сам композитор считал, что его произведение полно ядовитой иронии, отрицания исчерпавшей себя романтической чувствительности. Всего этого не почувствовал, возможно, все дело в том, что современные ритмы (тот же регтайм) стали восприниматься как привычные, а контрастные пьесы воспринял как своеобразные «картинки с выставки». А возможно все дело в лиризме пианистки, который смягчал нарочитую эксцентрику сюиты.

Из произведений, исполненных во втором отделении, больше всего запомнилась соната №5 Галины Уствольской, музыку которой до этого не слышал. В моем воображении возникла странная картина: марш жестких гармоний, а за ними почти беззащитная музыкальная тема  Слова, словесные образы не могут исчерпать музыку, поэтому не могу претендовать на точность того, что подсказало мое воображение. Но, во всех случаях, соната нашла во мне эмоциональный отклик, а это, пожалуй, самое главное.

Г. Аннагиева как всегда проявила свой безупречный вкус, оказалось ей  легко переходить от различных музыкальных сочинений различных композиторов, сохраняя при этом строгую композицию всего концерта. При этом, в ее игре появилось что-то новое, что мне трудно выразить словами. Что это, внутренняя свобода, человеческая зрелость, понимание музыки как преодоление чувствительности, что-то другое? А может быть, все вместе, это и есть чувство стиля? Во всех случаях, перед нами сложившийся музыкант, который с равным успехом может играть как классическую, так и новую музыку (назовем ее новой, классической). Остается только пожелать, чтобы она чаще выступала перед нашей аудиторией.

В связи с концертом Г. Аннагиевой, позволю себе один комментарий, который скорее можно отнести к области социологии музыки.

Так уж случилось, что я пригласил на концерт нескольких молодых людей («сорокалетние» для меня молодые), которых могу назвать «продвинутыми», хотя и не в области серьезной музыки. Потом один из них написал на Фейсбуке о концерте, и многие из тех же «молодых» посетовали, что я не пригласил их всех. Честно говоря, Г. Аннагиева предлагала большее количество пригласительных, но я побоялся, что «дегенеративная» музыка оттолкнет «молодых» от серьезной музыки. Наверно, был не прав.

Потом, уже после Фестиваля, после разговора с «молодыми», убедился, что у нас в городе есть не только пусть небольшая, но устойчивая аудитория слушателей серьезной музыки, но и потенциальные молодые люди, открытые и восприимчивые к культуре вообще, к музыкальной культуре, в частности. И если в ближайшем будущем Г. Аннагиева выступит с концертом в Баку (в том числе и с «дегенеративной» музыкой) смело приглашу на концерт большее количество «продвинутых» молодых людей (по их словам, не менее 100). Убежден, это будет благодарная аудитория, которая не позволит себе выходить из зала во время исполнения.

И последнее, Г. Аннагиева живет и работает в Турции, Ф. Караев профессор Московской и Казанской консерватории. Не будем бояться того, что люди уезжают, заключают контракты, работают за рубежом. Мы живем в глобальном мире, и такое перемещение все больше становится нормой. Но при этом, если отойти от советских стандартов, то сегодня можно работать, одновременно (подчеркиваю, одновременно) и у себя дома, и за рубежом. Главное, чтобы мы понимали, что и  Ф. Караев, и Г. Аннагиева, и другие, наше национальное достояние, и должны быть созданы все условия, чтобы они не теряли творческие связи с нашей культурной средой.

Буклет и слушатели

Хочу отметить, что к Караевскому фестивалю был выпущен красивый по дизайну и вдумчивый по содержанию буклет. В нем помещена вступительная статья музыковеда Джахангира Селимханова, а автором дизайна и текста является композитор Эльмир Мирзоев, который является координатором проекта.

Возможно, к каждому концерту следовало подготовить также специальные программки с небольшим текстом, чтобы помочь зрителям в восприятии новой музыки. И в целом, на мой взгляд, готовясь к фестивалю, следовало думать не только об исполнителях. Но и о слушательской аудитории. Ее тоже следует готовить к фестивалю.